БЛОГ КЦ «ПОКРОВСКИЕ ВОРОТА»

Март 7, 2024

«О ЗАМЫСЛЕ ЛИЧНОСТИ И СМЕРТНОМ ЧАСЕ»
Протоиерей Владимир Зелинский, воспоминания о Сергее Аверинцеве

Мне пришлось впервые писать об Аверинцеве, когда он был жив, хотя уже несколько месяцев пребывал в близости и притяжении смерти. Была надежда, хоть и некрепкая, что он еще останется с нами, что вернется его голос, его слово, особая сердечность мысли. 21 февраля 2004 года его не стало.

Он умер на пороге старости. «Могучая евангельская старость», — как сказала Ахматова, — была ему, казалось, обещана, но не дана. Розанов называл старость «метафизическим возрастом». Кончается работа мира сего и завязывается неслышная беседа с другим. Тот возраст так и не пришел, хотя, как мы знаем, вся жизнь Аверинцева как будто протекала во времени метафизическом и диалогическом. И все же, несмотря на значительность всего сделанного, кажется, что «акмэ» этой жизни еще не конца раскрылась, но обозначилась лишь в последние годы. Жизнь ушла, осталось некое помышление Божие о личности (и оно как-то достигает слуха нашего сердца), личности столь «объемной», что она не умещается в одно только прошлое. Прошлое человека вступает в разговор с нами, мы становимся его участниками в настоящем, а затем кто-то после нас и в будущем. О том, как фигура, жизнь, личность Аверинцева вписывается в будущее, как отсвет ее касается нас, мне хотелось бы сказать несколько слов.

Некрологи уже написаны. Приношение или пробуждение настоящей памяти еще не началось.

I
За время своего долгого умирания Аверинцев стал близким человеком, конечно, не только автору этих строк. Казалось, что у смерти или скорее жизни был какой-то свой умысел, и мучительно хотелось разгадать, какой. Но вот он умер, вошел в опыт смерти, по слову незабвенного о. Сергия Желудкова, и осталось от этого ухода ощущение покоя и света. Кончина его не только «рассказала» по-своему о том, кем был Сергей Аверинцев (что сделал, чем удивил), но и о том, кем явит себя в будущем, которое еще как-то откликнется в зрелости или юности других.

Впрочем, это ощущение возникло задолго до кончины. Года два с половиной назад, уезжая с патрологической конференции в Вене, в которой мне выпала честь участвовать вместе с ним, он дал мне в дорогу свой перевод Евангелия от Луки. Я начал читать его в поезде и с первой строки до последней так и не оторвался от рукописи. Языковая подлинность этого текста приковала меня к себе. Ни единого слова, кольнувшего своим неправдоподобием, неверностью духу и букве евангельского благовестия. Я стал сравнивать. В греческий текст по скудости знаний я не решился заглядывать (да, разумеется, уровень Аверинцева был таков, что никому и в голову не придет искать у него ошибки). Я сопоставил русский с русским. Синодальный перевод, как бы на него ни смотреть, есть и останется громадным событием нашей словесности, даже если говорить только об истории литературы. Однако это событие не может стать законодателем нашего религиозного языка от позапрошлого столетия до того дня, когда времени больше не будет. Дело не в том, что язык развивается, ибо это движение из нашей литургической глубины можно и не заметить. Но развитие языка улавливает и новые образы или пути мышления, в том числе пути, ведущие к Богу, кружащие вокруг тайны Бога в человеке, и им невозможно указать однажды и навек заданное, единственное словесное направление. Но при этом новая языковая форма должна по-новому выразить именно именно тот язык, коим владеет лишь сокровенный сердца человек, живущий не в сутолоке забот, кричащих новостей или прочитанных в метро романов, но в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа (1 Пт. 3, 4). И беседующего с Богом на языке, усвоенном с детства, впитанном с молоком матери. И вот красота кроткого духа и родного языка приоткрылась в аверинцевском Евангелии, звучащем «высоко и светло» (слова Жуковского), с той достоверностью, с которой вечное останавливается во временном.

Разумеется, переводческая работа при всем ее богатстве (помимо трех Евангелий, Книга Иова, Псалмы, а также сирийские и греческие Отцы, Платон, Аристотель, Гессе, Брентано…) — это скорее периферия на фоне всего того, что вмещает имя Аверинцев. Но когда речь идет о переводе священных текстов, т. е. Слова, которое говорит нам о Боге и являет Его внутри нас, здесь требуется нечто существенно иное, чем добротное, настоенное на древних травах знание, нечто большее, чем талант, такт, тонкость, слышание переливающихся оттенков слова, всего того, что Сергею Сергеевичу было дано в изобилии. Для передачи Слова нужно обладать какой-то сообразностью Ему, скажем, «подобосущием», особым молчанием духа, дабы стать посредником между Словом и нами и суметь умалиться в этом служении. Служить не нам, но имени Твоему, но так, чтобы служение имени вовлекало бы и твоего читателя, чтобы оно совершалось и в нем. Только с этими дарами можно было бы приблизиться к разрешению труднейшей проблемы Русской Церкви — богослужебного языка.

Не место здесь и говорить о ней. Но многим — не мне одному — было ясно, что если кому-то касаться ее, то лишь Сергею Аверинцеву. У кого еще — прошу прощения у тех, кого не знаю, — можно было найти это сочетание тезауруса исторической памяти и простоты веры, филигранной работы со словом и ощущения его неподвластной человеку мощи, необыкновенной деликатности и тончайшего дара, смирения и смелости? Кому еще, как не ему, обладавшему абсолютным слухом к поэзии и самому поэту, учителю риторики в античном первозданном смысле этого слова, молитвеннику о словах, умевшему литургически относиться ко всякому слову, не стать было новым просветителем россиян, которого ждет и не хочет принять, грозно отвергает и в то же время неслышно зовет наша Церковь? Кто еще мог найти те слова, которыми можно было бы молиться и радоваться, выразить самую глубину души, не потеряв ощущение личности, быть честным перед Богом, но и перед собой, наделенным уникальным даром своего языка, вплетенным в язык его времени?

Человека нет среди нас, но замысел о нем остался.

II
«Культура Аверинцева», если мы посмотрим на его тексты и вспомним его лекции, вырастала сразу из многих источников. Кто мог узнать в молодом, но уже ученейшем филологе, пишущем о Плутархе, о древнегреческой поэтике или исторической подвижности категории жанра, хоронящегося от всех поэта, с жаром слагающего гимны Благовещению? Если охватить взглядом все им написанное, начиная с первых статей и до последних работ (хотя, верно, немного найдется людей, чей взгляд может все это вобрать), то возникнет ощущение развития, внутреннего пути, имевшего свои этапы, свою особую логику души. Предельно схематично (ибо краткое поминальное слово никак не притязает быть исследованием) эту логику можно было бы прочертить как путь от литературоведческой проблемы к самому автору, от человека-писателя — к человеку сокровенному, сокрытому в Боге, от сокровенного человека — к Имени, в него вложенному в нем поющему... впрочем, остановимся пока здесь.

В своем предисловии к книге «Поэты» Аверинцев пишет:
Мне хотелось не столько сделать их «моими», сколько самому сделать себя — «их», чтобы подобное по старой максиме познавалось подобным; чтобы они сами были не только для моего рассудка, но и для моей эмоции интереснее, чем эмоция как таковая — для самой себя. Моей целью было — ввести мою субъективность в процесс познания, но с тем, чтобы она в этом процессе «умерла». Не мне судить о том, когда мне это хотя бы отчасти удавалось, а когда решительно не удавалось.

В одном я уверен: поэты, о которых я писал, не были для меня предлогом сказать нечто по поводу, но чем-то несравненно более интересным, нежели все, что я имею о них сказать.

Мы, читатели, готовы дружным хором ответить: «удавалось решительно» и становилось «несравненно интересным». Автору, однако, виднее. Что-то, видно, всегда оставалось за словом, слышалось, не вмещаясь, и мучило его, а не нас. Слова о неудаче — вовсе не литературный реверанс, но повседневный творческий процесс, когда за всякой заключительной фразой тотчас вырастает гора недосказанного, неродившегося, того, что как-то мыслится, созревает, толчется в запертую дверь нашей речи, а та еще не готова ее принять.

Аверинцев сумел сделать «своими» или «нашими», но также и собственно «их», творцов, такое собрание лучших умов, что само это умение стало его богатством, подвигом, деланием — в самом строгом церковном смысле — и наконец его завещанием. То, что он сделал, останется с нами. Но с нами останется и то им невыговоренное, то созревавшее и созревшее в нем, что было оборвано смертью.

Ищу слова, но все они кажутся слишком затертыми, размоченными, чтобы ими это невысказанное передать. Пожалуй, наиболее точным и наименее плохим будет указание на «мудрость» в библейском смысле, мудрость отстоявшейся, прозрачной, глубинной простоты. «Могучая евангельская старость», — плод мудрости. В последние годы в Аверинцеве появилась новая интонация, никак не учительная, скорее даже ученическая, интонация человека, начавшего раздаривать себя, делиться собой с другими. Он много выступал, был участником разных конференций, писал предисловия к чужим книгам, с его изумительной способностью открываться другому оказался мастером и в публицистике. То, что было невозможно в молодости — по мотивам вполне банально-цензурным, оказалось затем нужным, своевременным и крайне востребованным в зрелости. В известном смысле это мудрое служение времени и миру для человека ранга Аверинцева было отчасти жертвой, но жертвой, приносившейся радостно, захватывающей его (и оказавшейся в итоге «полной гибелью всерьез»). Многим было и есть что сказать, но в аверинцевском слове растворена особая сила умиротворения, облеченного безмолвной властью и крепостью, того мира душевного, которого так катастрофически всегда не хватало и теперь не хватает в русской жизни. Когда читаешь его отклики последних лет на то или иное случившееся в мире, всегда отмечаешь про себя: тоньше, точнее не скажешь. Не интеллектуально, но именно сердечно, человечно точнее. Им схватывалась не только суть дела, но и та главная, нужная интонация, с которой об этом деле можно сказать. Вспоминаю статью «Мы и наши иерархи — вчера и сегодня». Сколько о том уж было написано (увы, и автором сих строк), но из того, что осталось не в пене, а в камне, — пожалуй, только одно, аверинцевское. У него правда и милосердие ничуть не теснят друг друга, но сопрягаются вместе, сливаются воедино, и в союзе их возникает что-то органическое, подлинное. Статьи о браке, ненавязчивая актуальная проповедь о будущем христианстве в Европе, о европейском контексте русских споров, о Слове Божием и слове человеческом, о христианстве в ХХ веке, о поэзии Ольги Седаковой, статьи, сопровождаемые молитвенными стихами, звучащими в них, — это есть последний по времени, зрелый Аверинцев, с которым так не хочется, так трудно расставаться.

Мудрость Аверинцева, которая как-то высветилась, хотя и не успела выразиться в полной мере, была в умении — если говорить державинскими словами — «с сердечной простой беседовать о Боге» и говорить истину, пусть и довольно строгую, с доброй, светлой, чуть беззащитной улыбкой.

II
Последнее, личное. Пишущему эти строки пришлось впервые встретиться с Аверинцевым в Москве в начале семидесятых (к нему — как сосед к соседу зашел мой покойный друг Борис Шрагин, прихватив и меня), но настоящие отношения и даже некое подобие дружбы, несмотря на весь контраст наших личностей и дарований, завязались у нас двадцатью годами позднее. Мне не забыть наших прогулок по Риму в начале девяностых годов. Помню в особенности ту набережную Тибра, где старые вязы опускают ветви к самой воде, образуя над головой зеленую галерею. Летним вечером его облик выступал из зеленых крон, а тихий голос, казалось, звучал в гармонии с шелестом листьев.

На следующий день после этой прогулки мы были в соборе Святого Петра. Богослужения не было, в тот час храм принадлежал туристам. Чуть подальше от статуи первоверховного Апостола, внезапно оборвав свой рассказ о Вячеславе Иванове, Аверинцев стал читать свою «Молитву о смертном часе». Голосом, ничуть не шелестящим, твердым, ясным, исповедальным, как о том, что непременно сбудется (и сбылось именно так, как было предсказано), как о том, к чему сердце было давно готово:

Когда Смерть посмеется надо мною

Как та что смеется последней

И сустав обессилит за суставом

Твоя да будет со мною Сила

Когда мысль в безмолвии утонет

Когда воля себя потеряет

когда я имя свое позабуду

Твое да будет со мною Имя

Когда речам скончанье настанет

И язык глаголавший много

Закоснеет в бессловесности гроба

Твое да будет со мною Слово

Когда все минет что мнилось

сновидцу наяву снилось

и срам небытия обнажится

пустоту мою исполни Тобою.


Попробуйте войти в этот гимн, заглянуть в человека, его написавшего. Не захочется ли вам помолиться не только с ним, не только о нем, но и ему самому?

Сентябрь 14, 2019

Повседневные обстоятельства как диалог Бога со мной

В рамках 7-ой международной конференции, посвящённой наследию митрополита Антония Сурожского, в Доме русского зарубежья им. Александра Солженицына 14 сентября с 12.00 до 13.30 пройдут дискуссионные группы, в одной из которых принимает участие Жан-Франсуа Тири (Jean-Francois Thiry) — руководитель культурного центра «Покровские ворота».

Тема: Повседневные обстоятельства как диалог Бога со мной.

Тема нашего взаимоотношения с реальностью часто встречается в текстах Митрополита Антония Сурожского.

Он наблюдает, например, что часто звуки мира нам мешают вслушиваться в тот великий шум, который идет от вечности.

А также, что мы почти постоянно живем, реагируя, и почти никогда не действуем сами. «Действия нет, есть противодействие» — говорит он.

И еще, что мы подходим к жизни поверхностно и видим ее, как беспорядочное переплетение нитей, уродливое и бессмысленное. Или «мы можем вывести поспешные заключения, можем посмотреть на ткань, увидеть узор и сразу бездумно сказать: «Я уловил узор и могу теперь продолжать ткать; если я повторю прежнее движение, оно так и будет повторяться». Но если верно сказанное в начале, если Бог не просто повторяется тысячелетиями, а вводит в каждый момент новизну, неповторимое по цвету и линии пятно, то этого недостаточно. Мы должны научиться видеть еще нечто. Мы должны посмотреть на станок, увидеть, что произошло до сих пор, воспринять не от вида станка, а от того, что мы знаем о ткущем Мастере, каким может быть Его следующее движение».

Что нам позволяет жить не поверхностно, а заглянуть до той глубины, где живет Бог?
Все ли обстоятельства являются знаком Мастера?
И в чём тогда моя ответственность?

Приглашаем услышать размышления, а, может быть, и ответы Жана-Франсуа на поставленные вопросы.
Пожалуйста, регистрируйтесь на сайте конференции:
https://antsur.ru/ru/sobyitiya/konferentsii/predstoyaschie-konferentsii/
Сентябрь 14, 2019

Повседневные обстоятельства как диалог Бога со мной

В рамках 7-ой международной конференции, посвящённой наследию митрополита Антония Сурожского, в Доме русского зарубежья им. Александра Солженицына 14 сентября с 12.00 до 13.30 пройдут дискуссионные группы, в одной из которых принимает участие Жан-Франсуа Тири (Jean-Francois Thiry) — руководитель культурного центра «Покровские ворота».

Тема: Повседневные обстоятельства как диалог Бога со мной.

Тема нашего взаимоотношения с реальностью часто встречается в текстах Митрополита Антония Сурожского.

Он наблюдает, например, что часто звуки мира нам мешают вслушиваться в тот великий шум, который идет от вечности.

А также, что мы почти постоянно живем, реагируя, и почти никогда не действуем сами. «Действия нет, есть противодействие» — говорит он.

И еще, что мы подходим к жизни поверхностно и видим ее, как беспорядочное переплетение нитей, уродливое и бессмысленное. Или «мы можем вывести поспешные заключения, можем посмотреть на ткань, увидеть узор и сразу бездумно сказать: «Я уловил узор и могу теперь продолжать ткать; если я повторю прежнее движение, оно так и будет повторяться». Но если верно сказанное в начале, если Бог не просто повторяется тысячелетиями, а вводит в каждый момент новизну, неповторимое по цвету и линии пятно, то этого недостаточно. Мы должны научиться видеть еще нечто. Мы должны посмотреть на станок, увидеть, что произошло до сих пор, воспринять не от вида станка, а от того, что мы знаем о ткущем Мастере, каким может быть Его следующее движение».

Что нам позволяет жить не поверхностно, а заглянуть до той глубины, где живет Бог?
Все ли обстоятельства являются знаком Мастера?
И в чём тогда моя ответственность?

Приглашаем услышать размышления, а, может быть, и ответы Жана-Франсуа на поставленные вопросы.
Пожалуйста, регистрируйтесь на сайте конференции:
https://antsur.ru/ru/sobyitiya/konferentsii/predstoyaschie-konferentsii/
Август 18, 2019

Христиане-иностранцы в России

Фестивальное событие «Праведные иностранцы на русской земле» посвящено судьбам верующих иностранцев, которые приехали в Россию по воле случая, а нашли здесь своё призвание и даже обрели святость. Наиболее яркие примеры – преп. Максим Грек, доктор Гааз.

В этом событии участвует Жан-Франсуа Тири, руководитель культурного центра «Покровские ворота» (Москва).
Май 23, 2019

Христиане в Алжире – бок о бок с мусульманами.

Встреча, посвящённая драматическим событиям в Алжире в 90-х годах 20 века.
Ольга Матасова, Джемиль Мохаммед, иеромонах Иоанн (Гуайта)
Фото «Благовест-инфо»
Декабрь 12, 2018

ОЛЬГА СЕДАКОВА, ДЖОВАННА ПАРРАВИЧИНИ И ЮРИЙ САПРЫКИН О РЕЛИГИОЗНЫХ ИСКАНИЯХ ЛЬВА ТОЛСТОГО

31 октября в Российской государственной библиотеке прошла встреча «Зачем Толстой? В чем моя вера». Читайте расшифровку на Colta.ru.
Что такое религия Толстого? Как он понимает отношения человека с Богом?
Чем важны его духовные поиски для верующих и что можем услышать сегодня мы в его словах о вере?

Фото: © РИА Новости
Декабрь 11, 2018

Борис Колымагин и его новая книга «Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки»

Елена Бажина рассказывает о презентации книги, посвященной святителю Луке (Войно-Ясенецкому).
В своем рассказе исследователь останавливался на малоизвестных моментах биографии, стараясь проанализировать и понять поступки архиепископа Луки, внутренние мотивы принятия тех или иных его решений.
Декабрь 10, 2018

Протоиерей Андрей Кордочкин представил издание «Кесарю кесарево? Должен ли христианин быть патриотом?»

Юлия Зайцева побывала на презентации книги о. Андрея Кордочкина и подготовила об этом статью для «Благовест-Инфо».
Был ли патриотом Иисус Христос? Насколько для христианина важно не только Небесное, но и земное Отечество? Существуют ли у патриотизма нравственные ограничения?
Октябрь 28, 2018

Кельтское монашество, Виктор Франкл и Георгий Митрофанов

Юлия Зайцева побывала на презентациях нескольких книг в культурном центре «Покровские ворота» и подготовила об этом отчеты для «Благовест-Инфо».
В своей новой книге священник преодолевает «искушение историей»
«Бог говорит с человеком через историю» – исходя из этого убеждения, о. Георгий долгое время считал, что можно «воцерковлять людей через историю». Но только в 2000-е годы он, по его словам, понял, что «попытки через историю узнать правду о Христе для нас, русских людей, обречены на неудачу: при таком подходе наш путь ко Христу начинает приобретать характер созидания еще одной идеологии».

Читайте отчет о презентации книги на Благовест-Инфо.

Фото: primusversus.com
«Кельтская Церковь (IV — XII вв.) — „удивительное явление духовного опыта человечества". Это „ушедший на глубину" опыт церковных людей, которые когда-то не были связаны „жесткими рамками римского имперского духа или византийской пышности", это „суровая эстетика" жизни монахов, поэтов, аскетов. Когда мы говорим о Кельтской Церкви, надо иметь в виду, что это „не институциональная организация, а духовно-культурная общность людей, объединившихся в очень суровых условиях"».

Читайте отчет о презентации книг прот. Александра Шабанова, состоявшейся в «Покровских воротах» 9 октября 2018 года, на Благовест-Инфо.

Фото: pikabu.ru
Июнь 12, 2018
Интервью с Жаном-Франсуа Тири
Текст Елены Яковлевой для «Российской газеты».
Создатель КЦ «Покровские ворота» рассказал, почему важно сохранять веру, что в ней самое главное и почему важно чувствовать «боль разрыва».

Фото: Анна Гальперина
Апрель 28, 2018
В Москве представили книгу архимандрита Спиридона (Кислякова) «Исповедь священника перед Церковью»
Текст Елены Бажиной для «Благовест-Инфо».
Фото: youtube-канал «Покровских ворот»
Март 19, 2018
В Москве прошел концерт-свидетельство об основателе итальянского католического фонда «Христианская Россия»
Текст Юлии Зайцевой для «Благовест-Инфо».
Январь 26, 2018
В культурном центре «Покровские ворота» прошла презентация книги архимандрита Саввы (Мажуко) «Неизбежность Пасхи. Великопостные письма»
Текст Натальи Костарновой для «Православие и мир».
Архимандрит Савва (Мажуко) представил сборник великопостных писем о том, как подойти к Светлой Пасхе с радостью. Презентация получилась не столько о книге, сколько о жизни белорусского священника. Но тут все просто: книга и есть его жизнь.

Фото: Ефим Эрихман